Китайский алхимик - Страница 65

Роб громко спросил:

— Ты видишь цель?

— Да, — раздался голос откуда-то неподалеку.

— Чжан Энтони, — заговорил Роб таким голосом, какого я никогда не слышала. — Видите красное световое пятнышко на голове вашего сына? Это лазер. Винтовка находится в руках одного из лучших стрелков Министерства общественной безопасности по имени Лю Дэвид. Там, где вы видите красную точку, пуля войдет в мозг вашего сына. Поверьте, у него не будет шанса остаться в живых. Я предлагаю вам проявить родительский авторитет, заставить вашего сына бросить нож и отпустить госпожу Макклинток.

Полагаю, Энтони выполнил приказ, хотя я не поняла сказанных им слов. Возможно, он говорил по-английски, но я была слишком напугана, изо всех сил стараясь не двигаться. Однако до меня все же дошло, что его сын не собирается подчиняться.

— Министерство общественной безопасности? — повторил он на безупречном английском с ухмылкой на лице. Затем сказал что-то громче уже по-китайски. — Если вам, иностранцам, интересно, я предложил солидное вознаграждение этому Лю за то, что он меня отпустит. Учитывая коррупцию в министерстве, я полагаю, что он согласится. А теперь я ухожу и забираю с собой женщину.

Сяолин сделал шаг назад. Я почувствовала, как к моей шее прижался нож. Потом раздался выстрел, и Чжана Сяолина не стало. Роб успел подхватить меня прежде, чем я упала на пол.

Несколько часов спустя мы с Робом сидели на каменной скамье в роскошном семейном саду Чжана. Здесь было красиво даже зимой. Повсюду суетились полицейские под руководством Лю Дэвида. Я настояла на том, чтобы выйти из дома, но сейчас у меня начали стучать зубы от нервного напряжения и холода. Роб крепко обнял меня. На его лице двигались желваки.

— Хватит, — сказала я. — У тебя пломбы треснут. Если думаешь, что сегодня неудачный день, вспомни о корневом канале.

Конечно, это была неуместная шутка, но надо же что-то сказать, чтобы отвлечься от мысли о том, насколько близки вы были к переходу в вечность.

Роб сделал жалкую попытку улыбнуться.

— Я почему-то думал, что моя работа не может быть опасной для тебя и Дженнифер. Я знал, что опасность может угрожать мне, но не вам. Скажи мне, какой наивной была моя вера.

— Черт возьми, Роб! Я сама вляпалась во все это.

— Но все началось с тех угроз у тебя дома. Я не должен был оставлять тебя одну. Стоит только подумать, что могло случиться…

— Все началось не с угроз. Все началось, когда Дороти Мэттьюз попросила меня купить ее серебряную шкатулку.

— Ты бы не согласилась, если бы мы не застряли в той гостинице.

— Откуда тебе знать?

— И потом, это был «Золотой лотос». А они — моя головная боль.

Очевидно, дальше с Робом спорить было бесполезно.

— Думаю, нам надо сменить тему, — твердо перебила я. — Скажи что-нибудь смешное.

Роб задумался.

— Сейчас ничего в голову не лезет. Не могу придумать ничего забавного. Должен тебе сказать, мне сразу не понравился этот парень, Сяолин, или как там его. Он не только поставил под сомнение честность моего коллеги, но и грубо обращался с моей девушкой.

— С девушкой? Вот это действительно смешно.

Эпилог

Я подошел к дереву в саду пионов, о котором говорила Первая сестра, и начал копать. После долгих усилий мне все еще не удавалось найти Линфэй. Тогда я понял, что надо делать.

Я выстроил для Первой сестры гробницу. Она была щедро украшена рисунками с изображением сцен из жизни Линфэй. Я высек для нее гранитный гроб, а также мемориальную табличку в ее честь. В гроб я положил одеяния, подходящие социальному положению Линфэй в императорском дворце. Был проведен особый ритуал, призывание облачной души, чтобы она обрела покой, а за катафалком следовала внушительная похоронная процессия. В гробнице я сжег много бумажных денег, чтобы путь Линфэй в вечность был коротким, и положил туда множество красивых предметов из золота, серебра, жемчуга и нефрита. В последний путь Линфэй провожали множество терракотовых слуг и музыкантов, настоящий Оркестр Грушевого сада. Также я заказал у самых лучших серебряных дел мастеров в Чанани три серебряные шкатулки, каждая из которых была выполнена разными мастерами по моему описанию, чтобы никто не узнал историю трудов Линфэй. В самую маленькую шкатулку я положил прядь ее волос, которую хранил так долго. Пусть она останется с ней. После этого призрак, посещавший гарем, исчез.

За день до похорон Линфэй я написал стихотворение. Конечно, оно получилось жалким, недостойным ее, но зато выражало всю мою тоску. Его я тоже положил в гробницу.

Завтра, на рассвете серого дня, ты упокоишься с миром.
Цветут пионы, но ими некому любоваться.
Снег засыпает дворик белым покрывалом, но его никто не увидит.
Мне не дает покоя легкий аромат пачули.
Легкий ветерок, звенящий нефритовыми подвесками, повторяет твое имя.

Сейчас я уже старик, слабый и одинокий, несмотря на то что у меня есть сыновья и внуки, которые меня почитают. Первый сын стал мандарином, Второй — евнухом. Возможно, он обладает даже большим влиянием, чем я в свое время, поскольку теперь в императорском дворце всем заправляют евнухи. Я с интересом слушаю их рассказы, о придворных интригах.

Я часто сижу в беседке в саду. С потолка свисают нефритовые подвески, звенящие на ветру, — лин-лин-лин. Они напоминают мне о моей сестре, прекрасной Линфэй. Я рассказываю внукам, что в бамбуковой рощице на окраине наших владений прячутся разбойники, а в колодце живет призрак женщины с горящими глазами и растрепанными волосами. Порой, когда я слышу шум ветра в стеблях бамбука, мне чудится, что это привет от Первой сестры. Я все еще по ней скучаю.